ТЫ ИЛИ Я

Украшенный ёлочными гирляндами, шариками и серпантином коридор. Вперёд-назад снуют люди. И только выглядывающие из-под верхней одежды халатики говорят о том, что я в не совсем обычном месте.

Я ждала заведующего. Решалась "судьба" 8-го месяца проекта.

На меня, позволившую себе уверенно пройти без предварительной записи в журнал, с подозрением поглядывает вахтёрша. Я пытаюсь слиться со стеной. Коротаю время тем, что пробую определить: кто из проходящих ко коридору нормален, кто - нет. Казалось, никто. Казалось, все.

Вижу девушку с замедленными движениями и расфокусированным взглядом. Рядом - старенькая мама. Откуда ни возьмись появляется еще одна женщина.

- Ну, расслабься! Ну, улыбнись! С тобой столько сегодня разговаривали! Только через позитив! Вот подошла к зеркалу: я - самая-самая! Помнишь, обаятельная? Тебе только смотреть эти фильмы, ужастики - нет.

- Да, мы пошли на концерт. Такой радостный концерт! - мама попыталась овладеть разговором. Но не тут-то было.

- Ни ужастики тебе, новости тоже нельзя, солнышко. Тебе категорически нет, только не тебе.

Девушка, не произнесшая за это время ни слова, понимающе кивала.

- Тебе новости категорически не. Ни при каких раскладах.

Кто эта женщина, которая увещевает столькими "не"?

Она прошлась по коридору и вернулась в исходную позицию.

- Тебе новости категорически не, это вредно для здоровья! Поняла меня?

Девушка с мамой зашли в комнату. Разговор с женщиной продолжила вахтерша.

- На Майдан ходишь?

- А что там делать? Там нету той обстановки, что была раньше. Мама с 37 года на Крещатике и Майдане. Крещатик и Майдан - это самое плохое место для неё было. Там вообще опасно! Если Янукович проедет танком по людям, то что это будет? Не будет ли он, как Путин, разгонять? Мы же его не знаем! Мы не знаем, что это за человек! Там опасно, вон, до Михайловского аж дети бежали! Нельзя туда!

Вахтёрша перечить не стала, тема исчерпана. Женщина вошла в одну из комнат. Завязался диалог с невидимым мне собеседником.

- Позитивно настроенные мысли для женщин. Можете посмотреть. Только о позитивном настрое. И обязательно для женщин. Интеграция души. С кассетой. Без кассеты не получится. Позитивный настрой на женскую эту самую. Поднимать её авторитет. Собственное я. Могу дать пока это. Книги есть Синельникова хорошие. Но надо выборочно брать. Нет, вы не поняли, там именно о душе. Об астрологии не надо вам.

Голоса стихли. Герои ушли со сцены. В дверях главного входа появились три женщины. Обозначив вахтёрше цель своего прихода, получили неутешительный ответ.

- Раз лежав у 19-му відділенні, то він у психіатра на учьотє. Треба взяти направлення. Пожалуйста, беріть направлення і пріходітє. С 10 до 12.

- Нам сказали, что можно показать выписку, где он лежал, в центре эпилепсии.

- Раз он лежав у 19-му, він не може не бить на учьотє. Это псіхіатріческая болєзнь - эпілєпсія.

- У нас не эпилепсия - только признаки.

- Я вам говорю: направлення должно быть.

- Поднять чувство собственного достоинства. Это очень трудно, - вижу знакомую женщину, которая пересекает коридор в поисках чего-то неведомого с закушенной губой и наморщенным лбом.

- А чего вы стоите, девушка? Кого ждете? - Не выдерживает вахтерша. - Пошли бы, присели возле телевизора.

- Спасибо, - отвечаю, - я жду заведующего, мне сказали стоять здесь.

Куда ж я уйду с такого "перекрестка" событий.

Коридор опустел. Вдалеке слышится стук теннисного мячика о поверхность стола. Или мне кажется? Нет, не кажется. "Стучит". Но это не тот стук мячика, к которому мы, игроки в пинг-понг привыкли. Он звучит ИНАЧЕ.

Мне начало казаться, что я уже теряю уверенность в реальности. Впечатлительная, блин.

Из моих мыслей меня выводит зычный голос вахтёрши.

- Добрый день. Вы к кому?

- К Анне Сергеевне.

- Ви лікувалися?

- Я уже три рази лікувалася, хочу трошки пожить.

- Ну, запишіться і присядьте возлє телевізора. Все, спасибі.

В коридоре появляется человек, будто скованный по рукам и ногам. Он движется, но словно боится собственного движения. Словно опасается задеть невидимые стены своего, гораздо более узкого, коридора. Руки вдоль тела остаются без движения.

Понимаю, что мне здесь страшнее, чем в хосписе. Может быть, потому, что приходится ждать. А может, потому, что отделение от так называемой нормальности - страшнее смерти.

Я по-прежнему в коридоре. Мимо проходят работники, окидывая меня взглядом и примеряя на меня роль "клиента". Клиентами здесь называют пациентов, чтобы избежать слов, связанных с болезнью. Хотя реабилитационная помощь оказывается бесплатно.

Мою психическую целостность восстанавливает появившийся заведующий. Скромный, тихий, улыбающийся мужчина средних лет приглашает пройти в его кабинет.

Заведующий садится за стол. Заведующий трёт лоб и будто перекатывает невидимый шарик во рту. Вскоре выясняется: да. Да! Мне можно остаться. Он даже знает, к кому меня определить.

У меня есть дурная привычка. Подсказывать людям слова, когда они замолкают в поиске подходящего. В "обычной жизни" я почти всегда угадываю - собеседник соглашается и подхватывает предложенный вариант. В разговоре с заведующим я не угадала ни разу. Он подбирал слова, несшие ИНОЙ смысл.

На улице я снова встретила вахтершу.

- Давайте знакомиться. Меня зовут Полина, я буду каждый день к вам приходить. Этот месяц я здесь работаю волонтером.

- А, ну добре. А я думала, Ви - клієнт.

Почему мне было неприятно это слышать? Почему мне не хотелось, чтобы меня принимали за сумасшедшую? Ведь какая, в сущности, разница?

Ответ на этот вопрос дал следующий день.